Фигурка, сидящая подле главы Совета, вскочила, взъерошенная, готовая к прыжку. Ийа, напротив, замер — и медленно, очень плавным движением отвел руку, не сводя взгляда с давнего врага. Только один раз посмотрел на мальчишку — его младшего брата. И уже опущена голова, лишь уголки губ дрогнули, на миг сделав лицо жестокой смеющейся маской. И соединены вместе половинки браслета, будто он цел.

— Я подчинюсь любому решению Совета.

И вновь общий вздох — на сей раз облегчения — был явственно различим. Только Къятта оставался спокойным все это время, словно ничего и не произошло.

Ахатта уронил на плиты обсидиановую каплю.

Путь домой показался Кайе Тайау бесконечным. Каждая тень заставляла вновь и вновь видеть растерянное лицо Альи, когда Ийа ушел, оставив ее, а отец, которому она радостно замахала, как только заметила, отвернулся. Как испуганно-недоуменно она обернулась наконец в сторону Къятты. Самую малость испуганно — привыкла ко всеобщей любви.

(Мальчишка в очередной раз прикусил губу)

…А потом была вспышка чекели.

— Хотел бы остаться дома? — старший взял его за руку. Привычный, такой родной жест.

Мальчик молчал. На губах выступила кровь. Къятта осторожно убрал ее своими губами.

— Все справедливо. И тебе вовсе не стоит ранить себя.

Кайе не отозвался.

— Я кое-что покажу тебе… ты позабудешь про неприятные часы.

— Что? — неуверенно спросил мальчик, поднимая совсем черные глаза.

— Возьму тебя с собой за пределы города. — Он заговорщицки улыбнулся, — А там кое-кто есть.

Три дня спустя фигурка следила с холма за черными неряшливыми силуэтами, ерзая от возбуждения и любопытства. Алья была забыта — дикари оказались куда интересней.

Глава 6

Настоящее

Кайе всегда любил утренние тренировки — нравилось после сна заставлять мышцы трудиться, нравилось одерживать верх в учебных пока поединках. Мало кто рисковал быть ему противником даже в шутку, а он терпеть не мог, когда поддаются. В итоге на публичных состязаниях — борьба ли, иные способы проявить силу и ловкость — чаще был зрителем, а тренировался только с верными их Роду синта. Но сейчас исход одиночных поединков почти всегда был предрешен. Только старшего брата ни разу не победил, и это вызывало досаду.

После, остыв немного, Къятта часто оставался у него ненадолго, пришел и сейчас. Кайе злился — брат провел тренировку намеренно жестко, холодно и презрительно давая понять, что младшему еще многому надо учиться. Подумаешь, Дитя Огня! Мальчишка. А теперь Къятта сидит, прислонившись к стене, чуть набок склонив голову, и вздрагивает уголок рта в усмешке:

— Малыш, у тебя завелись тайны?

— Отстань!

— Вызываешь наших стражей ночами, устраиваешь дознание, решаешь, кому жить, кому умереть… Ты ведь знал, что от меня такого не скрыть.

— Я надеялся, — отозвался он неохотно. — Дед тоже знает?

— Нет. Но ему не понравится, если я расскажу.

— Ты не доносчик.

— Никогда им не был, — согласился Къятта. — Но стану, если продолжишь творить невесть что.

— Ты бы сам поступил так же!

— Я — да, а ты не дорос еще. Я умею останавливаться вовремя и ставить интересы Рода выше мгновенных хотелок. И не поднимай шерсть дыбом, хоть эту свою рыжую лягушку вспомни. Что бы полезное с таким жаром отстаивал!

— Тебе-то что… — посмотрел на брата, на недобрую улыбку его, и взорвался: — Тебе-то чего не хватает?!

— Тихо, — ладонью закрыл ему рот, опрокинул на циновку. — Развлекайся, пока разрешили, — недобро прищурился. — Только потом не прибегай ко мне мебель ломать.

— Пусти, — дернулся, но старший умело держал — не вырвешься, разве что захочешь себе руку выдернуть из сустава.

— И подумай еще, — продолжил Къятта, — Ты никому на целом Юге не должен нравиться. Но всех бесить ты тоже не должен, а уж по мелочи это вовсе глупо. Каково было стоять перед Советом, отсчитывая мгновения жизни?

— Амаута! — выругался Кайе, и снова рванулся. Старший жестко прижал пальцем точку на его шее — и отпустил.

— Играй… дикий зверек.

**

Алый браслет охватывал предплечье — прохладный, несмотря на жаркий цвет камня. Грис послушно бежала по улочкам; Къятта даже не направлял ее, так, еле трогал повод. Ждал, пока кровь скажет — вот. Ремесленники застывали на месте, более проворные успевали спрятаться. Все равно от судьбы не скрыться, да и не знает никто заранее, где именно появится посланец Хранительницы и кто им будет на сей раз. Будут ли служители увидевшие знак, или кто-то из Сильнейших, также ведомые знаком или в поисках того, кого хочет Башня принять в дар.

Сколько он сам передал таких вот даров, и все ради младшего. Для себя просить не о чем, сам о себе позаботится, а если не судьба — что ж.

Для Башни обычно не брали детей и женщин, хотя тут уж как кровь повелит. Бывало и такое. Къятта остановился перед калиткой — возле нее согнулся в поклоне человек немолодой, но крепкий, почти без седых волос.

— Ты кто?

— Мастер Шиу, Сильнейший. Горшечник…

Жена Шиу смотрела с порога, откинув кожаный полог, и, кажется, не дышала. Къятта прислушался к собственным ощущениям — подойдет, но… не лучший. Легонько толкнул в бок свою грис и поехал дальше. За спиной послышались сдавленные рыдания женщины.

Нужного нашел на следующей улочке. Около тридцати весен, рослый, с правильными чертами — Башня будет довольна.

— Следуй за мной.

Избранник Хранительницы подчинился, опустив голову. Попробуй противиться Сильнейшим — вся семья прямо тут ляжет. А ведь бывало, думал Къятта. Противились… вставали на защиту своих, дурачье. Словно мы зла желаем Астале. Тогда на улицы выходили воины-синта…

Довел человека до Башни, передал стражникам и служителям. Знал — ему дадут айка, в который подмешана настойка дурманящей травы, и даже рук связывать не станут — сам прыгнет с высоты. Скоро уже. Поначалу запоет ули, ей ответит маленький барабан, после большие — а потом и Башня вздохнет полной грудью, заговорит, разбуженная.

Улыбаясь собственным мыслям, проследовал обратно. Можно остаться и посмотреть, да нового ничего — это брат любит наблюдать за пробуждением Башни. Приотворив губы, следит, щеки горят — и, кажется, завидует летящему человеку. Ладно, ума хватает не пробовать самому, и без того есть что подарить Астале.

Улыбка сменилась задумчивостью. Дед прав, надо уметь выжидать… и все же присутствие полукровки ощущается все опасней. Младший и без того творит невесть что чем дальше, тем больше.

Лучше, чтобы убил это чучело своей рукой, и побыстрее.

Парнишка продавал птиц — сидел на камне в окружении клеток, вертя в пальцах щепочку. Къятта заметил парочку ольате, каменных горихвосток, синего дятла — подивился: мальчишка умеет не только ловить птиц, но и находить редкости. Тот встал, открыл дверцу высокой клетки, пальцем погладил головку дятла.

Неприятный ток пробежал вдоль позвоночника Къятты — парнишка походил на его младшего брата. Кайе был крепче, сильнее, но соразмерность — один к одному, и такого же роста. И волосы у этого — короткие, всего-то до плеч, немного длиннее, чем у Кайе. В Астале такое редкость…

Но младший в жизни не будет возиться с прической или терпеть, пока возятся другие.

Подъехал ближе, остановил грис. От пристального взгляда парнишка поежился и только потом обернулся. Другие черты, но сходство и впрямь имелось.

Судорожно сглотнув, птицелов уставился на браслет. Сделал шаг назад в первом порыве — бежать. Но то ли страх, то ли здравый смысл подсказал, что лучше остаться на месте. А может, попросту двинуться не смог — бывает от ужаса. Къятта досадливо поморщился — совсем забыл…

— Не пугайся. Башня уже получила свое.

— Тебе нужны птицы, али? — прошелестел продавец. — Бери любую…